Леви в. Исповедь гипнотизера. Книга 3. Эго или профилактика смерти |
Книги по психологии - Гипноз - Транс | |||
Леви в. Исповедь гипнотизера. Книга 3. Эго или профилактика смерти ...Февральская оттепель, ночь... Шепчутся капли, с глухим стуком падают талые комья... ..Я знаю, знаю, КТО ТЫ — но боюсь называть... ...Спешу, страшно спешу, и вот доспешился до того, что... Странно, все может кончиться в любое мгновение — все и кончится через мгновение — но страшен не сам конец, а то, что я не успею — конечно же не успею! — отдать ТЕБЕ и тысячной доли своих богатств — ведь они ТВОИ... Вселенные во мне, океаны, бездны памятей и скорбей — неужто же лишь пылинки праха... неужто развеется в опустошении...
Горстка времени, ничего больше? Вечность? Зачем? О, кто бы мне подсказал, как распорядиться, как выкроить этот остаток... (Черновик рукописи, фрагмент) В день и час... (зачеркнуто)... пусть это будет 6 июня (...) года, 21.35 по московскому, пускай так — в означенный, стало быть, день и час, с которого мы начинаем повествование, Эго находился в квартире, записанной на имя известного психотерапевта, ученого, писателя, лауреата какой-то премии, президента чего-то, руководителя того и сего, члена обществ, комиссий, редколлегий и прочая, скончавшегося минуту назад. (На полях карандашом: Смахивает на начало дешевого детектива. «Эго» — всего лишь «я»?.. Неправда. Создание, мне неведомое. Душа). С разных ракурсов эпизод этот уже дважды являлся в предутренних сновидениях, и в одном была эта непременная муха, льнущая, неизгонимая муха, черт знает откуда возникающая, если уж конец или скоро... Даже в операционных, среди зимы... Умерший сидел за столом. Грех жаловаться, далеко не всякому везет так вот, не шелохнувшись, впечататься в небытие. Тихой ледяной молнией обняла тело смерть: лопнул магистральный сосуд, все центры мозга отключились единогласно. Так можно вырубиться невзначай и где-нибудь на концерте, и... (Плотно зачеркнуто. На полях: «Хорошенькая психотерапия для мнительных. А ведь так, как я, филигранно щадить нервишки читателя вряд ли кто... читателя знаю подробнее, чем...») Неоперабельная аневризма. Никак иначе. Но вот ошибка. (На полях: «Всякая ошибка есть неиспользованная свобода»). Это должно было произойти в другом месте, не здесь. Не за этим столом. Стараясь не смотреть, Эго приблизился. Венецианский шедевр в стиле то ли позднего барокко, то ли раннего рококо (покойник всегда их позорно путал), львинолапый красавец в золотистом литье — такой стол мебелью не назовешь, это уже существо. Дух изысканно-живой, беззаботный, пьющий на брудершафт с вечностью, сотворил это произведение руками неведомого мастера — и теперь звонко протестовал. Что такое, вопрошал он, к чему эта буфетная скоропостижность? Мне оскорбительно давление мертвой плоти, я и так многое претерпел. Теперь уже не узнать, какими путями прикочевал в скудный дом этот ссыльный аристократ. Гнутые ореховые ноги уже лет шестьдесят взывали о скорой помощи; грудастые бронзовые рожицы побурели; врезная, цвета спелой маслины, кожа столешницы... (неразборчиво) царапинами и вмятинами, кое-где вспухла; на черной тисненой кайме зиял шрам, выжженный сигаретой. Так увековечил себя приятель (нрзбр) с подружкой... (Вычеркнутая страница. На полях: «К... бабушке этот домашний пейзаж. Обрыдлое логово полухолостяка. Только дети что-то замечают, а взрослые ни черта, хоть и озирают все. Действует не обстановка, а дух.) Умерший сидел — как и был застигнут, в рабочем кресле. Рука — вжата в недописанный лист. Взгляд уходящих не мигает. Разминованш путей бескрылый ум не постигает. Судьба не разожмет когтей и душу, легкую добычу, ввысь унесет, за облака, а кости вниз, таков обычай и человеческий, и птичий, пришедший к нам издалека... Морозное поле, стоячая стынь. По меньшей мере, за тридцать метров... Иной толстокожий и не ощутит, но, принагнувшись в прощании...
|